Нет, не правда, что история начинается в белой пустоте, поле, по которому ехал молодой высшекровный дворянин, было уже много десятилетий залито потом тех, кто лил металл для стволов, с которыми потом такие вот молодые дворяне входили в вражеские крепости, брали города недругов, те самые пушки, которые палили, возвещая молодой столице об вселенской экспансии. Потом низшекровных крестьян победы нашего оружия орошены не меньше, чем кровью Альтернийского дворянства. И дворянство знало об этом как никто хорошо. Редкая птица долетит до горных рудников, если это не птенец гнезда императорского. И расправив крылья по приказу своего грозного повелителя, верные слуги его вгрызались в породу, овладевая недрами.

Но было и то, о чём нечасто вспоминали законники. Не только потом залит западный край равнин за великими горами — он был залит кровью задолго до восстания. Кровью из отрубленных конечностей, лопнувших мозолей на руках и ногах, кровью, которую откашливают рабочие поташных заводов. Если уж говорить об эстетике низкокровного бунта — она немыслима без увечий — новых и застарелых, плохо залеченных, полученных в мирное время. Криво сросшиеся кости, отсутствующие пальцы, порванные сухожилия, срезанные рога, выбитые глаза. Редкий рабочий в золотую эпоху доживёт до пятидесяти лет.

Оторванные от земли, от родного дома и края, они, кажется, забыли, что война отличается от мира уровнем насилия. Потому что насилие — это и был их мир.

Это не ветер свистит над дорогой, это свистит кнут заводского надзирателя.

И когда пришёл Зачинщик, они захотели видеть это лицо. Они увидели его и выбрали смерть. Может и правда поверили в народное царство, леса и реки, принадлежащие низкой крови, царство, управляемое вольным кругом, но это ещё потом, это ещё будет. Обязательно будет, как будет однажды Царство Посмертное на земле. Может быть, если царь земной, предыдущий убитый император, сумел обратиться в чернобородого мужика с проваленными глазами, то может ведь и забытый Царь Посмертный тоже стать мужиком. Впервые за долгие годы он сможет услышать их.

Но сейчас они выбрали смерть и огонь. Смерть для каждого из них — кто отрывал от земли, от общины и бил смертным боем их предков. Тех, кто лапал их женщин и откупался от кого помладше тулупчиками из меха лусусов по дням поминания Темного Карнавала. Нет, они не будут ни от кого откупаться — нечем откупаться, а есть только смерть и огонь — и высшекровному, и высшекровной, и юному высшекровке. В осаждённой столице Края их довольно — и каждому найдётся место на виселице. Даже еще совсем молодому, только приехавшему сюда дворянину, которому не исполнилось и восьми оборотов, но который так упорно делал вылазки на позиции восставших, найдётся небольшая виселица, и уже даже определено где.

Горят города и остроги по всему Поречью, по всей территории южных хребтов. Юный высшекровный дворянин и паж капитана крепости навсегда запомнит эти пожары и даже научится их любить. Когда он вырастет и станет знаменитым писателем, то будет срываться смотреть на каждый пожар в округе, несмотря на свою обычную медлительность. Он вырастет тучным и невоздержанным в еде — это голод осаждённого града продолжит держать его своими узловатыми пальцами. Но осаждающие знали голод гораздо лучше осаждённых.

Беспощаден бунт, безнадёжен, но неправда, что он лишь Альтернийский. Нашим глазам предстаёт совсем другой молодой дворянин, но что есть степное дворянство перед столичным? Будущему Каторжнику было всего девять оборотов, и он привёл племена кочевников, которые широкими волнами влились в армию восставших. Даже начался бунт с степняков, откочёвывавших на запад, а уже потом посланные в погоню свободолюбивые однодворцы отказались их преследовать, за что и поплатились своими шеями. Отказались потому, что сами ушли бы из этого проклятого царства, если бы не земля.

Нет здесь линии горизонта, звездное небо нигде не начинается и, возможно, единственное счастье — верить, что ты уже там. Восставшие выбрали смерть, потому что устали от безголосого рабства, устали смотреть, как плоды их трудов достаются тем, у кого есть всё, чего им так хотелось — земля, достаток, возможность решать, выбирать собственную судьбу. Восставшие выбрали смерть как идеальный социальный уравнитель, потому что умирают все одинаково навсегда. Мёртвый равен всем остальным мёртвым, и ни один мёртвый никому не принадлежит. Поэтому, там, за чертой, непременно начнётся народное царство.